Карл Линней: классификатор живого мира
У всякого биологического таксона в научной систематике есть «типовой экземпляр» – тот организм, который был описан создателем нового таксона при его создании. Для вида Homo sapiens типовым экземпляром (лектотипом) является живший в XVIII веке шведский ботаник Карл Линней (1707–1778), который в 1758 году в книге «Systema Naturae» (лат. «Система природы») отнес человека к животным, ввел это название и описал сам себя. «Разумным животным» человек считался со времен античности, но это было метафорой, объединить человека и обезьян в один отряд «человекообразных» до Линнея не решался никто. Но «Система природы» и другие дополняющие ее труды Линнея, такие как «Philosophia Botanica» (лат. «Философия ботаники»), ценны не этим, а тем, что в них Линней разработал ту таксономию, которая создала биологию как науку. Принципами Линнея, в первую очередь иерархическим строением и биномиальными именами вида «род – признак вида» (например, род Homo – признак вида sapiens), мы пользуемся и в настоящее время. Науки о жизни начала XVIII века не были науками не только в современном понимании этого слова, но даже в той мере, в какой физика Ньютона того же времени была наукой. В прикладном отношении они были вспомогательными дисциплинами медицины. Почему систематика так была важна для этой эпохи и почему именно она превратила биологию в современную науку? Для этого было две причины. Во-первых, объем новой информации в науках о жизни рос взрывообразно: эпоха географических открытий все время приносила новые сведения о мире, а переориентация науки на опытное знание изменила отношение к полевой работе и экспедициям. Начав наблюдать живую и мертвую природу рядом с собой, европейцы Нового времени стали осознавать, как мало они знали о том, что казалось им самоочевидным (О философских и методологических основах научной революции в биологии см. фундаментальный труд Э. Майра: Mayr, Ernst. The Growth of Biological Thought: Diversity, Evolution, and Inheritance. Cambridge, Massachusetts:. The Belknap Press of Harvard University Press. 1982).  Александр Рослин. Карл Линней (1775) Поток новой информации нуждался в упорядочении до того, как станет возможным его углубленный анализ. Описательность работ натуралистов XVIII века была не только вынужденной, но и познавательной. Европейцы были одержимы классификацией всего и вся, включая и самих себя. В Испанской империи наблюдения за смешанными семьями европейцев-«белых», аборигенов-«индейцев» и выходцев из Африки – «негров» привели к созданию систематики людей из 24 «каст» по долям каждой из трех «кровей». Из колониальной испанской «системы каст» в будущем выросли как наука антропология, так и «научный расизм» (Подробно о «духе систематизации» в XVIII в. см.: Frangsmyr, Tore, J. L. Heilbron, and Robin E. Rider, editors The Quantifying Spirit in the Eighteenth Century. Berkeley: University of California Press, 1990). Во-вторых, ученые эпохи Просвещения были убеждены, что после больших, но конечных усилий можно познать мир и Вселенную полностью, изучить все их законы и охватить Разумом все их разнообразие. Для этого времени характерно представление о завершенности Творения и, как следствие, возможности его полного познания и отсутствие непреодолимых препятствий для Разума. Одним из самых глобальных проектов эпохи Просвещения стала «Энциклопедия» Д. Дидро и Ж.-Б. д'Аламбера, рубрикатор которой был основан на принципах Ф. Бэкона и целью которой было создание компендиума всех новейших знаний. В нашей эпохе, напротив, мы живем с представлением о бесконечностях мира – бесконечности Вселенной, бесконечности микро- и макромира, бесконечности развития, бесконечности разнообразия. Познание для нас тоже бесконечный процесс, который будет длиться вечно, и мы никогда не будем полностью понимать мир, в котором живем. Нам чужд оптимизм Просвещения, а ученым XVIII века были бы чужды наши легкость в существовании среди бесконечностей и когнитивный скептицизм. Но и представление о конечности закономерностей и разнообразия мира и об их бесконечности – это только наши представления. Ждет ли нас в будущем конец познания и науки и полное понимание мира или нет, это мы знать достоверно не можем. Эпистемологии нашего времени ближе приписываемое Сократу высказывание «Ipse se nihil scire id unum sciat» (лат. «Я знаю только то, что ничего не знаю»). Значительная часть натуралистов XVI–XVIII века были клириками и рассматривали свои штудии как изучение Божьего мира и постижение Бога через богатство и разнообразие его творения. К началу XVIII века в их взглядах доминировала философия Декарта, выводившая доказательство творения из разумности всего сущего и применявшая «метод скептицизма». Такое «естественное богословие» граничило с вольнодумством. Католическая теология эпохи Контрреформации относилась к естествоиспытателям настороженно; лютеранская, исходившая из принципа solа scriptura (лат. «лишь Писание» [является источником истины о Боге]) – тоже. Декарт входил в папский «Список запрещенных книг» и был под подозрением в ереси и в протестантских странах. До Линнея опыты создания биологической систематики уже насчитывали не одно столетие. В этот период в биологии прижились в качестве особых терминов заимствованные из формальной логики понятия Аристотеля «царство», «род» и «вид», появились понятия «класса» и «отряда» и началось движение от описательных названий к биномиальным. Методика систематизации тоже опиралась на Аристотелеву логику. Андреа Цезальпино (1519–1603) создал первый таксономический каталог Нового времени «De plantis» (лат. «О растениях»). В 1583 году Август Ривинус-Бахман (1652–1723) предложил биномиальные имена, в которых первое слово должно было указывать на «высший род», и добавил «отряды». Джон Рэй (1627–1705), видный «естественный богослов», ввел понятие «вид» как эндогамную группу (спаривание вне вида невозможно) и разработал собственную оригинальную систематику, в которой, в частности, появилось разделение на «цветковые» и «тайнобрачные» растения, а также различались «однодольные» и «двудольные». Наиболее важная долиннеевская систематика – «система Турнефора». Французский академик-иезуит Жозеф Питон де Турнефор (1656–1708) создал упрощенную в сравнении с Рэем, но очень тщательно продуманную востребованную систему, в которой последовательно применялось понятие «род», было введено понятие «класс» и применялся принцип вложенной иерархии – низшие таксоны целиком принадлежали высшим. Классификация Турнефора в основном опиралась на форму венчика цветка. Турнефор начал применять биномиальные имена, но его видовые признаки были описательными. Книга Турнефора «Основы ботаники, или Методы для знакомства с растениями» (1694) была общепринятой методикой классификации почти всех ботаников с начала XVIII века. Линней был, вероятно, знаком с системой Турнефора по ее международному латинскому изданию «Institutiones rei herbariae» (изд. 1700, 1719 гг.). Линней и его предшественники не ставили перед собой задачи понять механизмы видовых сходств и отличий – они преследовали практические цели создать систему определения известных и классификации новых растений для медицинских и ученых нужд. Натуралистов в Новое время было много, новые растения и животные описывались все время, в результате один и тот же вид мог иметь целый список различных названий, а названия различных видов, напротив, совпадать. Систематика была условной классификацией, соответствие высших таксонов (классов, отрядов) естественной систематике было желательным, но не обязательным. «Единицей творения» считался вид, спектр которых предполагался непрерывным. Линней неоднократно цитировал Готфрида Лейбница: «Природа не делает скачков». Вплоть до Огюстена Декандоля (1778–1841) успешных попыток естественной систематики не было. Концепция неизменности видов «от сотворения мира» вполне устраивала и предшественников Линнея, и самого Линнея. Под конец жизни, осмысляя описанное им видовое многообразие, Линней стал приходить к мысли о динамике видообразования (Gmelin, J. F. 1788. Caroli a Linné systema naturae per regna tria naturae, secundum classes, ordines, genera, species, cum characteribus, differentiis, synonymis, locis. Tomus I. Editio decima tertia, aucta, reformata), но в период, когда его систематика была только создана, он твердо утверждал: «Видов существует столько, сколько их создано вначале» (Linnaeus, C. Fundamenta botanica quae majorum operum prodromi instar theoriam scientiae botanices per breves aphorismos tradunt. Amstelodami: apud Salomonem Schouten, 1736b. 36 p.). Когда современники Линнея и сам Линней величали его «вторым Адамом», эта почесть подразумевала эпизод из священной истории: «Господь Бог образовал из земли всех животных полевых и всех птиц небесных, и привел к человеку, чтобы видеть, как он назовет их, и чтобы, как наречет человек всякую душу живую, так и было имя ей. И нарек человек имена всем скотам и птицам небесным и всем зверям полевым…» (Быт 2:19–20). Жизнь Карла Линнея, если верить его собственным письмам и автобиографиям, не была, особенно со второй ее половины, богата событиями, но была богата на стрессы и потрясения. В какой мере можно доверять Линнею о Линнее, сказать сложно. Его четыре автобиографии и многие письма написаны в третьем лице, то есть прошли через авторскую рефлексию, и даже точно установленных преувеличений в его рассказах достаточно много. Стиль начала – середины XVIII века требовал от авторов текстов не только ясности мысли и изящества слога в духе рококо, но и богатства чувств и переживаний – именно в это время доминирующим направлением в литературе становится сентиментализм, реабилитировавший «чувства», которые в классицизме XVII века требовалось подчинять закону, порядку и норме. Биография Линнея, восстанавливаемая по его свидетельствам и свидетельствам его близких и в основном составлявшаяся, когда пожилой Линней был уже общеевропейской знаменитостью, вызывает ассоциации с «романом воспитания» Стерна, Ричардсона, Руссо содержащимся в ней сквозным нарративом обретения душевной зрелости через преодоление препятствий. Отделить исторического Линнея от Линнея – героя романа Линнея о Линнее за давностью лет и нехваткой независимой информации не так просто, хотя, возможно, это само по себе важнейшее свидетельство о личности Линнея, о том, кем сам Линней считал себя. Карл Линней был старшим сыном сельского пастора и вторым по счету обладателем фамилии в семье – его отец Нильс Ингемарсон выбрал себе фамилию Линнеус, записываясь в университет, от слова «линн», шведск. – «липа». Примерно так же получали фамилии и русские священники – «по церквам, по цветам, по камням, по скотам, и яко восхощет его преосвященство». Форма «Линней» возникла только после 1757 года, когда Линней получил от короля Швеции дворянское достоинство (не за классификацию, а за разработку метода выращивания искусственного жемчуга) и принял имя Карл фон Линне. Как и в дореволюционной России, церковные приходы передавались по наследству от отца сыну или зятю, и родители видели в Карле наследника прихода, где служил его отец, а ранее дед по матери. Карл этого желания не разделял. В агиографии Линнея содержится биографическая легенда о том, как учителя семинарии дали отцу Линнея «дружеский совет» отдать бестолкового мальчика учиться сапожному ремеслу, и семейная трагедия не произошла лишь благодаря вмешательству местного доктора и учителя физики Юхана Рутмана, который предложил пастору Нильсу подготовить Карла к карьере врача. Врач в отличие от пастора не мог рассчитывать на гарантированный, хоть и скромный доход, что в ориентированной на бережливость на грани скупости шведской культуре не одобрялось. Не вызывала симпатии и склонность медицинской профессии к «еретическому» картезианству. Но в итоге семья выбрала наследником прихода младшего брата Карла, Самуэля, и отпустила Карла учиться медицине. С 1727 по 1735 год Карл Линней учится сперва в Университете Лунда, потом в Упсальском университете, где в итоге и находит свой дом. После Рутмана учителями и покровителями Линнея были ведущие естествоиспытатели и медики Швеции Киллиан Стобеус, Улоф Цельсий, Улоф Рютбек и Ларс Руберг. Цельсий впервые привлек Линнея к работе над трудом по ботанической систематике; при содействии Линнея в свет вышла книга Цельсия «Иероботаника», справочник по библейской ботанике, где описания растений готовил Линней. В 1744 году Цельсий также передал Линнею научное наследие своего рано умершего племянника Андерса Цельсия – так в 1745 году возникла современная «шкала Цельсия», которую создал именно Линней, инвертировав шкалу Цельсия-младшего (его термометр принимал за 0 точку кипения воды, а за 100 – замерзания). Рютбек в 1731 году рекомендовал дать Линнею место младшего преподавателя ботаники.  Uppsala University В процессе учения и работы в Упсале Линней принял участие в нескольких экспедициях, из которых самой важной была его Лапландская экспедиция в мае – сентябре 1732 года. Лапландию ранее исследовал Рютбек, но его материалы погибли в пожаре, и эта шведская провинция оставалась практически неизведанной. В прошении о финансировании Линней указывал, что в экспедицию должен ехать именно он, как молодой и бездетный: молодость поможет ему выдержать трудное путешествие, а бездетность – не оставить детей сиротами. Это был реальный риск: в 1740–1770 годах семь из семнадцати сотрудников-«апостолов» Линнея, не вернулись из экспедиций и по крайней мере один раз Линней пожалел, что отправил многодетного «апостола» в путешествие. Линней проделал с одним рюкзаком и в основном пешком и на лодках путь около 5000 километров, собрал и описал 534 вида растений, из них сто – неизвестных до того, отметил сходство биоценозов горной Лапландии и высокогорных лугов Альп и сделал большое количество краеведческих заметок. Для всего мира эта экспедиция Линнея важна как источник для книги «Flora Lapponica» (лат. «Флора Лапландии»), первой современной «флоры», основанной на протолиннеевой классификации (Linneaus, C. Flora lapponica exhibens plantas per Lapponiam crescentes, secundum systema sexuale collectas in itinere 1732 institutio. Additis synonymis, & Locis natalibus omnium, descriptionibus & figuris rariorum, viribus medicatis & oeconomicis plurimarum. Amstelaedami: S. Schouten. 1737b). Исключение составляет Швеция, где странствие Линнея – важная часть «национального мифа» и самосознания шведов. Линней с конца XIX века стал считаться человеком, открывшим шведам их собственную страну, одним из создателей шведского литературного языка, а его книга – пример «шведского взгляда на мир и природу» (Бруберг, Г. Карл фон Линней. Пер. с швед. Н. Хассо. Стокгольм: Шведский институт, 2006). Рассказ Линнея о путешествии в Лапландию косвенно повлиял на известное литературное произведение «Чудесное путешествие Нильса с дикими гусями» С. Лагерлеф (изначально написанное как художественное пособие школьникам по краеведению Швеции, где мальчик облетает последовательно все исторические провинции страны). Линней считал, что лопари живут простой жизнью, «как в Эдеме», свободны от первородного греха и болезней и поэтому могут научить шведов морали и медицине (теории «доброго дикаря» были популярны в эпоху Просвещения). Лапландские артефакты Линней очень ценил, держал их в доме на видном месте и даже позировал для портрета в лапландской одежде с цветком лапландского колокольчика, который считал своим символом. Это растение с 1750-х годов носит название линнея, данное ему голландским ботаником Яном Гроновиусом, а сам Линней изначально назвал его рютбекия.  «Флора Лапландии», книга Карла Линнея о первой современной флоре В Упсале Линней очень близко сошелся с земляком Пером Артеди. Артеди занимался изучением рыб и так далеко продвинулся в этом направлении, что сейчас считается основателем научной ихтиологии. Товарищи обсуждали вместе основы будущей систематики и как минимум согласовали ее принципы, имея в планах соавторство будущего каталога всего живого мира (Линней – флора, Артеди – фауна) (Anderson, Margaret Jean. Carl Linnaeus: Father of Classification. Enslow Publishers, Inc., 2009). Линней и Артеди пообещали друг другу продолжить исследования друг друга, если кто-то из них умрет, и это обещание стало причиной того, что классификация Линнея распространилась на весь живой мир. В 1735 году Артеди, проживавший в Амстердаме, утонул, упав ночью в канал. Линней взял на себя заботу о его ученом наследии, издав его труды книгой «Ихтиология, или Все о рыбах» в 1738 году (Artedi, Petrus. Ichthyologia sive opera omnia de piscibus. Leyden 1738). В последующем Линней включил в свою «Систему природы» классификатор рыб Артеди, сделав ряд неудачных правок и одну принципиально важную – Артеди считал китов рыбами, Линней перенес их в класс млекопитающих. В 1735 году Линней уехал за границу защищать докторскую диссертацию. К этому его подтолкнули непростые отношения с другим молодым ученым, Нильсом Розеном, бывшим ассистентом Рютбека. Розен, с 1761 года во дворянстве фон Розенштейн, в будущем также вошел в историю науки как основатель педиатрии (науки о детских болезнях). В 1731 года Розен, только что получивший степень доктора медицины, вернулся из-за границы в Упсалу и тоже стал преподавать. В жизни Линней и Розен отлично ладили, но карьерные амбиции мешали дружбе. Преподавательских ставок по медицине в Упсальском университете было мало, и два молодых таланта постоянно конфликтовали, претендуя на одни и те же места. Один раз Линней кинулся на Розена со шпагой, и дуэлянтов развели профессора во главе с Цельсием-старшим. В 1741 году Линней и Розен наконец поделили кафедры (Линней – ботаники, Розен – медицины), и с тех пор их конфликты прекратились. Но в 1734 году Розен потребовал, чтобы не имеющий степени доктора Линней или получил ее, или был отстранен от учебной работы, и, так как формально он был прав, Линнею пришлось искать место для защиты. Но, как показало будущее, этот конфликт пошел на пользу и Линнею, и мировой науке: если бы Розен не вытолкал Линнея за границу, Линней мог бы и не достичь своих успехов так же быстро. В апреле 1734 года Линней получил за шесть дней степень доктора медицины в университете Хардервейка в Голландии, популярное в Швеции место для защит: университет брал за очную защиту немного, защищал очень быстро, его степени не оспаривались. С дипломом Линней уехал в Амстердам. Голландия, в то время крупная морская и колониальная держава, имела отличный доступ к растениям и животным со всего мира и была одним из лучших мест для работы ботаника.  Х. Холландер. Карл фон Линне (1853) В Амстердаме Линней встретился с уже упомянутым Яном Гроновиусом, который знал о нем от шведских наставников Линнея. Увидев рукопись первой версии «Системы природы», восхищенный Гроновиус оплатил ее издание. Первое издание «Системы» 1735 года содержало 11 страниц из таблиц, включавших только иерархические перечни таксонов трех «царств» (минералы, растения и животные), с небольшими комментариями. Таблицы и деревья оказались непростой задачей для верстки XVIII века и очень напоминают машинопись или тексты эпохи DOS (Факсимильное издание). Но и этого хватило, чтобы ботаники Европы стали осознавать революционное значение работы Линнея. Ведущий медик Европы Херман Бурхаве, на которого Линней произвел впечатление и книгой, и способностью с одного взгляда определять растения, познакомил его с видным ботаником Йоханнесом Бурманом. Бурман предложил Линнею кров и работу и помог в работе над работами «Философия ботаники» и «Основы ботаники», где излагалась методология систематики Линнея. Линней, в свою очередь, помог подготовить к изданию «Флору Цейлона» Бурмана (Burmannus, Joannes. Thesaurus zeylanicus, exhibens plantas in insula Zeylana nascentes. Amsterdam, 1737), познакомившись с тропическими растениями (они были добавлены во 2-е издание «Системы» 1740 года). В сентябре 1736 года Бурхаве рекомендовал Линнея директору Ост-Индской компании Георгу Клиффорту, владельцу одного из лучших частных ботанических садов Европы – формально затем, что Клиффорт нуждался в постоянном медицинском присмотре, который Бурхаве не мог обеспечить, фактически – чтобы дать Линнею собственную площадку для работы и щедрое жалованье. Клиффорт переманил Линнея у Бурмана, предложив Бурману взамен очень редкую книгу «Естественная история Ямайки» Х. Слоана (Официальная биография Линнея университета Упсалы). Меценатство Клиффорта позволило Линнею сделать научный рывок и проделать огромный объем работы. В течение года, по октябрь 1737 года, Линней выписывал в ботанический сад Клиффорта новые растения по своему усмотрению, переделал сад и оранжереи в соответствии с «Системой природы», за счет Клиффорта ездил в Англию, выкупил архив Артеди у квартирного хозяина, удерживавшего бумаги за долги покойного жильца, издал все подготовленные книги и несколько новых, в том числе каталог сада. Затем Линней совершил поездку по Европе; отношение к нему в разных странах на этом этапе было различным. Голландцы, как мы уже знаем, приняли его восторженно. Во Франции его иронически называли анархистом, но, несмотря на это, Линней получил приглашение Французской академии наук стать ее членом-корреспондентом. В Британии ученые Лондона и Оксфорда не видели необходимости переходить с проверенного временем Турнефора на новейшую систему шведского выскочки. А из Санкт-Петербурга Линнею пришла в 1737 году первая разгромная рецензия от первого директора Санкт-Петербургского ботанического сада Иоганна Сигезбека (с которым Линней до того мирно переписывался). Сигезбек объявил гипотезу о половом размножении растений «отвратительным развратом» – Бог-де не позволил бы, чтобы в природе было многомужество и любовницы (горластым моралистам Петербурга 2010-х годов есть с кого брать пример). Линней, по легенде, прислал в ответ Сигезбеку семена растения кукушка неблагодарная; когда Сигезбек прорастил их, выяснилось, что это уже известная и ему, и Линнею сигизбекия тропическая, цветок из семейства астровых, ранее названный так в честь Сигезбека Линнеем. Достоверно же известно, что Линней сильно переживал по этому поводу. Половое размножение растений было острой моральной темой и до, и долго после Линнея, неприличной тема тычинок и пестиков перестала быть очень постепенно.  Книга Карла Линнея «Система природы» Десятилетие спустя система Линнея превратится в новый стандарт, и Жан-Жак Руссо назовет Линнея «величайшим из ныне живущих мужей». А тогда летом 1738 года Линней вернулся в Швецию. Дома Линнею предстоял последний этап испытаний: в Европе он был знаменит в научных кругах и при деньгах, а в Швеции он был просто молодым врачом без практики и денег. Линней писал о себе, что он был на грани отчаяния и готов бросить ботанику, лишь бы прокормиться (еще одно риторическое преувеличение, Линнея невозможно представить без ботаники). Но через несколько месяцев Линней набрал большое количество денежных пациентов (судя по его письмам, он стал успешным венерологом и зарабатывал больше всего на молодежи с триппером), а затем нашел себе покровителя – графа Карла-Густава Тессина, главу влиятельной «партии шляп» и нового спикера парламента Швеции. А в 1741 году Линней наконец, как мы знаем, смог вернуться в родной Упсальский университет профессором и после этого вел домашний образ жизни, готовя студентов, отбирая лучших из них в сотрудники (эта группа получила прозвище «апостолы Линнея»), организовывая экспедиции, в том числе отправив одного из апостолов, Даниэля Соландера, в эпохальную экспедицию Дж. Кука 1768–1771 годов и развивая «Систему природы». Больше приключений в его жизни не было – энергия Линнея почти целиком ушла в ученые труды, и прежде всего в развитие «Системы природы». «Система природы» выдержала 12 изданий при жизни Линнея. Десятое издание «Системы», в двух томах и 1384 страницах, вышедшее в 1758–1759 годах, принято за отправную точку современной биологической номенклатуры как наиболее важное – именно с него биномиальная номенклатура стала последовательно применяться не только к растениям, но и к животным. Что собой представляла «Система Линнея» и почему она произвела такое впечатление на современников? Классификация, предложенная Линнеем в 1736 году, после доработок, в ее окончательной форме (1758) снимала сразу три проблемы. Во-первых, она была последовательна и понятна не только для ученых, хорошо знакомых с Аристотелевой логикой, но и для начинающих, любителей и просто читающей общественности. Линней строго следовал принципу иерархии и принадлежности таксонов. Природа делилась на три царства: минералы, растения и животные. Царства делятся на классы, классы – на отряды, отряды на роды, а роды на виды. Ни один из этих таксонов не может быть сиротским. Например, дикий кабан (Sus scrofa – лат. букв. «свинья роющая») у Линнея входит в царство Animalia (животные), класс Mammalia (млекопитающие), отряд Bestia (звери) и род Sus (свиньи). Если вид нельзя было атрибутировать точно, он попадал в «мусорный» таксон для прочих видов – скажем, все беспозвоночные, кроме членистоногих, сразу отправлялись в класс Vermin (черви). В классификации Линнея нашлось место даже для сказочных животных – «неведомы зверюшки» вроде драконов и гидр складировались в класс Paradoxa. С «гидрой» у Линнея, по легенде, был печальный опыт: проезжая через Гамбург, он узнал, что в ратуше находится экземпляр многоглавой гидры. Осмотрев ее, он констатировал, что это чучело ящерицы, к которому тщательно приклеены несколько голов ласки (сейчас гамбургская гидра считается наглядным пособием «зверя Апокалипсиса», изготовленным некими монахами для целей проповеди). Но бургомистр Гамбурга уже собирался продать гидру за большие деньги, и разоблачения Линнея пришлись некстати, а Линнею пришлось поскорее уносить ноги из Гамбурга. Вот для таких случаев и был заведен свой таксон. Этот метод гарантировал, что растений и животных, которые могут выпасть из классификации, не будет в принципе, сколько бы их ни было, и даже отсутствие у вида явных признаков и отличий не позволит потерять его для классификатора. Виды нужно сперва классифицировать, внести в систему и лишь потом описывать, изучать и, если надо, перемещать на новое место без ущерба для классификатора в целом. Один из «парадоксов Линнея», «леший» (Lar) впоследствии оказался белоруким гиббоном. Во-вторых, Линней ввел общий формальный принцип, хотя и не имевший ничего общего с естественным делением, но легко оцениваемый, проверяемый и доступный – половой аппарат растений. Турнефор делил растения по форме венчика цветка – оценка форм и очертаний всегда сохраняла субъективность, и даже специалист не мог быть уверен, что точно определил их. Линней делил цветковые растения на классы по особенностям полового размножения, взяв за критерий число и форму тычинок. Так возник абсолютно бесспорный, легко проверяемый и поэтому тиражируемый количественный критерий – кто угодно может, например, определить Линнеев класс Didynamia, обнаружив у цветка две длинные и две короткие тычинки, и описать вид «по системе Линнея». Систематизатор следующего поколения, Жорж Бюффон, в конце XVIII века высмеивал этот подход: «Вот дуб, всякий поймет, что это дуб, сочтя его тычинки!» – но благодаря этому натуралисты мира перестали описывать живые организмы кто во что горазд и стали создавать единую базу видов. И в-третьих, Линней строго разделил уникальный идентификатор и его ярлыки. В этом отношении подход Линнея предвосхитил современные архитектуры баз данных. Имя рода в Линневой системе уникально в пределах «царства», но и двойное «биномиальное» имя «род – вид» – это тоже уникальный идентификатор, который не может повторяться. Название вида в классификациях до Линнея было описательным и указывающим на уникальность вида в роду. Но если после того, как вид получал имя, находился новый вид с тем же уникальным признаком, виды нужно было снабжать дополнительными именами, указывающими на новые различия. Так возникали «полиномиальные имена» – представим себе что-нибудь вроде «опенок красный березовый осенний». Помимо сложности запоминания этих полиномов, такая классификация несла путаницу. Отказавшись (в несколько шагов) от полиномов в пользу биномиальных имен, Линней разрешил создавать имена наподобие георгина южная или борщевик Сосновского. У вида может параллельно существовать сколько угодно «тривиальных» имен – кабан, вепрь и дикая свинья, или устаревшие имена в предыдущих классификациях, и все они будут учитываться как синонимы, но для классификатора вид будет связан только с ключевым именем Sus scrofa.  Половая система растений Карла Линнея Наследие Линнея, и научное и документальное, в Швеции не просуществовало долго. Корреспонденты и апостолы Линнея развивали его «Систему» еще некоторое время, но к началу XIX века ее ограничения сделали ее уже малопригодной: биологическая наука, созданная Линнеем, переросла его достижения. Кафедру Линнея после его смерти возглавлял его сын Карл Линней-младший, профессиональный ботаник, но не обладавший талантами отца. Карл-младший умер молодым, в 1783 году, и вдова Линнея Сара-Лиза в 1784 году продала уже довольно запущенные коллекции и архивы в Лондон. Популярная легенда гласит, что жадная до денег дама отдала архивы Линнея первому, кто дал за них больше скупого университета, и король Швеции послал в погоню за английским судном военный корабль, но когда шведы настигли нового владельца архивов, английский купец был уже в устье Темзы (Фаусек В.А. Карл Линней. Его жизнь и научная деятельность. М. 1891). Погони, скорее всего, никогда не было. Покупателем архивов стал натуралист Джеймс Смит, близкий друг Джозефа Бэнкса, бывшего начальника апостола Соландера в экспедиции Кука. А Соландер был не только апостолом, но и названым зятем Линнея. Вполне можно предположить, что госпожа Линней продавала архив не за лучшую цену, а в хорошие руки, и не ошиблась: Смит создал в Лондоне существующее до сих Линнеевское общество, где архивы Линнея хранятся и изучаются – при написании этого очерка использованы и их оцифрованные копии. Линней был почти забыт в Швеции в начале XIX века, затем его снова вспомнили и развили в одного из национальных героев, а затем постепенно низвели с пьедестала, но к научным заслугам Линнея эти изменения в статусе уже отношения не имели (Koerner, Lisbet. Carl Linneaus in his time and place. In: Jardine, N., Secord, J. A., Spary, E. C.. Cultures of Natural History. Cambridge University Press, 1996). Собственный классификатор Линнея уже давно неоднократно изменился, как и принципы классификации. Развитие палеонтологии, создание теории эволюции и открытие наследования и генов меняли представления и о взаимосвязи таксонов, и о механизмах сохранения и изменения их признаков. Современный формат представления «древа жизни» – это филогенетические деревья, показывающие маршруты к общим предкам видов на основании данных палеонтологии и генетики. Количество уровней таксонов возросло почти на порядок, а схемы таксонов верхнего уровня регулярно меняются. В 1925 году было предложено делить природу на две «империи» «эукариотов» и «прокариотов» по строению клетки. В 1969 году была предложена схема из пяти царств – бывшие прокариоты стали дробянками, а эукариоты разделены на протистов, грибы, растения и животные. В 1990 году дробянок-прокариотов разделили на «домены» бактерии и археи, а бывшую империю эукариотов объединили в третий «домен». С 1998 года стала популярной схема из шести царств: бактерии (бывшие прокариоты, археи были понижены до подцарства археобактерий), протисты, хромисты, растения, грибы и животные. Сколько просуществует шестицарствие, неизвестно, да и не так важно. Что же важно? Что все классификации, сколько их ни было за прошедшие со времен Линнея двести лет, строятся на тех же принципах: иерархия таксонов, верифицируемый объективный критерий, уникальные имена. Биологи всего мира давно уже не разделяют многие представления Линнея о живой природе, но язык биологии в любом видовом описании остается языком Линнея. А автор этого очерка вспоминает о Линнее еще и каждое занятие в МФТИ. «Конституция Упсальского университета» (1655–1832) предусматривала в том числе, что профессоров, отменяющих занятия без уважительной причины, штрафуют, а студентов, не явившихся к началу учебного года, отчисляют, и неявка на занятия тоже наказуема. Приятно видеть радивых студентов на парах и неприятно – нерадивых первый раз за семестр на экзамене. Иные академические традиции времен Линнея не грех и восстановить. http://worldcrisis.ru/crisis/2102502?COMEFROM=SUBSCR РЕПЛИКА: Я, конечно, не ученый. Но, на сколько я понимаю, Карл Линней - это основоположник теории эволюции, и его теория деления клетки лежит в основании теории эволюции и вероятности. Исходя из его теоретической предпосылки о делении клетки вытекает правило N1 эволюции живых систем, сформулированных Г.В.Ф. ГЕГЕЛЕМ: “Если нечто существующее не в состоянии в своем положительном определении вместе с тем перейти в свое отрицательное, и удержать одно в другом, если оно не способно иметь в самом себе противоречие, то это нечто - не есть живое единство, не есть основание, но в противоречии идет к гибели.“ Ян РАДИЙ. 26.10.15.. Белорецк |
Комментариев нет:
Отправить комментарий